Да и я сама еще до конца не осознала, что это было. Так что в ее природе еще предстоит разобраться.

— Но зачем ректорше помогать племяннику, а потом его арестовывать? Звучит не слишком логично, — хмурится проклятийница.

Тут меня осеняет еще одна идея:

— Хлыст! Если он принадлежит кому-то достаточно могущественному, это сильно снизило бы затраты на подчинение.

— Но как Маклюс умудрился стащить хлыст у тетки? Только ленивый не видел, как она держала его в руках, а потом куда-то ушла, — хмурится Гейл. — И это случилось раньше, чем официальная часть дуэли закончилась.

— А что, если этот хлыст принадлежит не Войси-Лауди? — высказываю внезапно пришедшее в голову предположение.

Смотрим друг на друга, и, похоже, думаем об одном и том же. Но ни одна из нас не решается высказать догадку вслух. Настолько она кажется крамольной.

Разговор прерывает стук в дверь.

Глава 9. Простые адепты, непростые истории

Дверь приоткрывается. Сначала мы видим улыбающееся конопатое лицо Жака, заглянувшего внутрь, а затем входит и он сам.

— Девочки, доброй ночи! Можно?

— Заходи. Куда от тебя денешься, — кривится проклятийница, но я вижу, ее недовольство наигранное.

— О, шокол! Угостите? — парень просительно хлопает длиннющими рыжим ресницами.

Гейл закатывает глаза, но пододвигает парню свеженалитую чашку, которую только что приготовила для себя, и тянется к буфету за новой. Рыжий радостно хватает стул и, развернув задом наперед, оседлывает. Маленькая чашечка тонет в его руках. Мыча и причмокивая от удовольствия, Рыжий пробует напиток. Когда он делает несколько глотков, проклятийница ехидно интересуется:

— И не боишься?

— Из твоих рук приму что угодно, — не моргнув, отвечает на ее выпад хитрющий артефактор, глядя влюбленными глазами.

Мандрейдж закатывает глаза, но легкий румянец, окрасивший ее бледные щеки, выдает девушку с головой. И мне становится интересно, когда уже обоим надоест эта игра и они начнут нормально встречаться?

Тем временем Даманн поворачивается ко мне и неожиданно интересуется:

— Кстати, Ирис, все хотел спросить, что это за тип тискал тебя прилюдно на арене? И это безобразие не раньше, ни позже, а именно тогда, когда дружище Гас едва-едва отважился приударить за тобой.

— Приударить?! — часто-часто моргаю.

— Приударить. Открыться. Заявить о своих чувствах! — перечисляет ведун-артефактор.

— А у Тамбертона-Экрю есть ко мне чувства? — непрожеванный кусочек печеньки проваливается не в то горло. — Кхык!

— Нет, я могу понять. Тот парень, конечно, красавчик, а вы девчонки на таких падки. И отреагировал он быстрее всех. А как сиганул через борт! Словно крылья за спиной выросли, любо-дорого посмотреть! Этот везунчик мало того, что не переломался, так еще и тебя успел подхватить. Тут никаких претензий. Он молодец, герой, и все такое. Я едва не прослезился от такой сцены и как мужчина даже позавидовал. А дружище Тамбертон-Экрю затупил основательно. Мог бы хоть скелета какого призвать, чтобы тебе помочь. Или лучше зомби — на зомби помягче падать, чем на скелета. Там-то одни кости.

— Кхык?! — продолжаю возмущенно давиться. — Кхык! Кхык!

— Ну ладно спас. Честь и хвала, но зачем с ним целоваться-то? Достаточно было просто сказать спасибо. Я понимаю, стресс и все такое, но чего прямо так сладенько-то это было делать? Половина народу на трибунах обплевалась, вторая обзавидовалась. Только вот моему другу теперь не до веселья. Какой-то хмырь из боевиков смеет окучивать его Ирис, а Гас, меж прочим, несколько месяцев решался. Время удачное подгадывал…

Решался?! Подгадывал?!

— Кхык!

— Вот вечно вы так, девчонки, только на боевиков и смотрите. Чтобы мускулы и челюсть квадратная, а нормальные ребята вечно пролете, — продолжал как ни в чем не бывало обличительную речь Жак, хотя уж его самого-то Вездесущий ни мускулами, ни челюстью не обидел, да и «дружище Тамбертона-Экрю» тоже.

Толкая свою обличительную речь, ведун так увлекается, что не замечает в упор, что сейчас на одну призывательницу в комнате станет меньше.

— Кхык! — с мольбой таращусь на Гейл, которая с неподдельным интересом слушает возмущенного ведуна. И даже рукой подбородок подперла!

— Это не я! — хмурится она, наконец, сообразив, что со мной происходит неладное.

Удар промеж лопаток помогает обрести дыхание.

— Гейл! — возмущается Жак. — Ирис, конечно, виновата по всем фронтам, но бить-то ее зачем? Рукоприкладство неприемлемо! Особенно по отношению к женщине, — он назидательно воздевает палец.

Мысль, что рукоприкладство по отношению к мужчине вполне себе приемлемо, разом приходит нам в голову. С проклятийницей одновременно швыряем в артефактора подушками. Не останавливаясь на достигнутом, принимаемся от души лупасить. Это продолжается минут пять. Потом Даманн, не выдержав, оказывает сопротивление, на время отложив концепцию о неприемлемости рукоприкладства.

Проигрывать не нравится ни мне, ни Гейл. Хором требуем от ведуна прекратить безобразие. Смеясь и тяжело дыша, взлохмаченные после потасовки, падаем на пол, прислонившись спиной к дивану. Даманн валится прямо на ковер, вытянувшись во весь свой долговязый рост и подложив руки под голову. С виду он пострадал меньше всех, или такой эффект дают короткие волосы, пребывающие в полном порядке?

Стоит слегка отдышаться, как Жак интересуется:

— Так как, говоришь, зовут этого мачо? Он представился, да я что-то не запомнил.

Зато я прекрасно помню имя демона-защитника. Теперь его не выбить из моей головы.

— Арес Дарро, — выдыхаю, неожиданно смущаясь.

— Арес? Арес-Ирис. Ты шутишь?

Жак бодро вскакивает и, нагло плюхнувшись в кресло Гейл, допивает остатки ее шокола.

Гейл отчего-то не злится. Вместо этого смотрит на меня и улыбается, отчего я краснею еще больше.

— Что? — не выдерживаю я.

— И давно вы знакомы? — присоединяется к допросу проклятийница, переметнувшаяся на другую сторону баррикады.

— Видимо давно, раз у них столь вольные отношения, — ехидствует Рыжий, продолжая смущать меня все сильнее.

Угу. Целых несколько часов.

— Когда свадьба, Кроу? — не унимается артефактор, не давая мне ответить ни на один из заданных вопросов.

Вместо ответа запускаю в него подушкой, которую так и сжимала в руках все это время. Раздается душераздирающий треск, словно где-то совсем рядом бьет молния. Следом нас оглушает грохот. Ошарашенные таким неожиданным эффектом, не сразу осознаем, что эти звуки — не следствие попавшей в Рыжего подушки.

Не донеся до рта печеньку, Жак вдруг замирает, уставившись на входную дверь.

— Ирис, это к тебе, — обычно низкий обволакивающий голос Мандрейдж звучит как-то необычно пискляво.

А я и вовсе теряю дар речи. Ведь в дверном проеме, занимая его почти полностью, стоит и ослепительно улыбается тот, за кого меня сейчас едва не сосватали — Арес Дарро собственной персоной, если только демон это имя не выдумал.

Плечи кожаной куртки, что на нем надета, почему-то слегка дымятся, а волосы кажутся взъерошенными чуть больше, чем обычно. Да и весь вид слегка ошалевший, но бодрый. Так он все еще здесь? Не похоже, что у него проблемы из-за ректорши.

Даманн недовольно поднимается с кресла, хмуро глядя на неожиданного гостя. Интересуется с вызовом:

— Дружище, тебе не кажется, что поздновато для гостей?

— Уже уходишь? Проводить? — не остается в долгу демон.

— Пока не собирался, — огрызается Рыжий.

— Тогда и я, пожалуй, зайду, — нагло подмигивает мне боевик и интересуется: — Дамы, надеюсь не слишком вас напугал? С оповещением вышли некоторые сложности.

— С оп… поп… вещеним?! — голос все еще подводит Гейл.

— Ну да, с оповещением. Я только постучаться хотел, а оно кааак жахнет! Хорошо, что это был я, а не кто-то другой. Вы бы как-то поосторожнее с ловушками.

Все еще пребывая в легком ступоре, мы с Гейл синхронно киваем и вместе смотрим на Даманна.