Это место выглядит особенно запущенным. То ли сохраняющие чары здесь быстрее всего выветрились?

Даже пахнет как-то по-иному. Тленом. А вот пыли, напротив, много меньше. Мебель не покрыта чехлами, и наблюдаются следы борьбы! Опрокинутый набок шкаф с книгами, разбитое кресло, оборванная занавеска…

Виски неожиданно стискивает болью, к горлу подкатывает тошнота. Одновременно приходит твердая уверенность: здесь!

Все произошло именно здесь!

Крепко жмурюсь, отгоняя так и не оформившееся видение. Нет-нет! Я не из этих! Пусть те, кто к ясновидению получше приспособлен, такое глядят, а я не желаю наблюдать или тем более переживать заново чью-то смерть. Нет-нет-нет! Я призывательница, а не какая-нибудь говорящая с мертвыми, да простят меня хозяева этого дома.

Отогнав от себя непрошенное прозрение, стою на пороге, пытаясь отдышаться. Что это такое? Не замечала за собой раньше склонности к прорицанию. Как только голова перестаёт кружиться, вхожу в комнату. Увязавшиеся следом огоньки рассредоточиваются, освещая пространство.

Троица ка’ардачей наше появление нагло игнорирует. Это что же такое?! Я их жду, а они прохлаждаются!

Подхожу ближе к детскому столику, заваленному пожелтевшими бумажными листами, и обнаруживаю, что фамилиары о чем-то увлеченно спорят. Прислушиваюсь к разговору.

— А я говор-р-рю, это она! — каркает ворон. — Я чувствую. Вам, убогим, не понять.

— Совсем из ума выжил?! — возмущается Гелла.

— Но это же просто детские каракули, Ирис нас развоплотит, если мы эту пакость вместо страницы гримуара принесем, — тянет Элла неуверенно.

— Какую еще пакость? — интересуюсь, и все трое испуганно оборачиваются.

— Ир-р-рис?

Ворон выглядит смущенно. Знает, что я не терплю ссор между фамилиарами.

— Нет. Призрак твоей бабушки, Птиц, — демонстрирую недовольство. — Признавайтесь, чем вы здесь заняты? Страницу уже нашли?

— Только вот эти подозрительные кар-р-ракули, — смущенно указывает крылом ворон.

Элла и Гелла, роняя мерцающую пыльцу, зависают в воздухе, виновато поглядывая на меня.

— Хм…

Беру лист с детским рисунком в руки. Таких здесь много, но мои помощники выделили именно этот. Верчу, разглядывая его со всех сторон, но не вижу ничего похожего на то, что мне нужно. Неужели, чутье на этот раз подвело Птица? Если так, то все пропало. Все зря!

Но что-то мешает мне просто отбросить лист. Что-то кажется знакомым в этих каракулях, но что?

Время утекает сквозь пальцы, а я все стою и разглядываю старый детский рисунок, неаккуратно так оборванный с одного края…

Весьма приметно оборванный!

Дрожащими пальцами достаю из сумки Алый Гримуар, который, как обычно, раскрывается в нужном месте.

— Идеально!

Найденная страничка подходит как… Как часть целого! Края обрыва совпадают словно детали мозаики. Как две половинки сломанного карандаша. Как…

Как оторванная страница к месту обрыва!

Касаюсь ее подрагивающими от волнения пальцами. Алая вспышка! И лист прирастает. Цвет бумаги меняется, становясь таким же, как и у других страниц. Сквозь окончательно потускневшие детские каракули медленно проступает текст заклинания и изображение символа призыва.

Мое сердце замирает от радости. Это значит, я все сделала верно, и моим планам суждено сбыться!

— О, Вездесущий, спасибо!

— Боммм! — где-то в глубине дома зловеще бьют часы. Полночь стремительно наступает.

— Кар-р! Быстр-р-рее, Ир-р-рис!

Ворон первым вылетает из детской. Не поздоровится тому, кто окажется на его пути, будь то человек, или иная сущность. Медлю лишь миг, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами, и сбрасываю оцепенение. Бросаюсь следом. За нами вереница огоньков, немного запаздывая. Пятна неверного света мельтешат под ногами. Оступаюсь и, едва не сорвавшись с лестницы, проявляю чудеса эквилибристики, но остаюсь на ногах!

Подскочив к подготовленному кругу призыва, вынимаю из сумки зачарованный мел и тут же роняю. Шипя и ругаясь, листаю под неумолимый бой часов гримуар. Книга обрела потерянную страничку, и теперь никак не желает открываться в нужном месте.

— Боммм! — раскатисто раздается под сводами старинного дома.

Паника хватает за горло ледяными руками под очередной раскат:

— Боммм!

Наконец, справляюсь с собой, и внимательно рассматриваю символ призыва. Не слишком мудреный. Отдаленно похожий на распахнутые крылья знак. Это хорошо. Рисую его одним плавным непрерывным движением аккурат под последний удар часов. Огоньки поднимаются выше, остальные ка’ардачи меня уже покинули. Лишним сущностям рядом с активным кругом призыва делать нечего.

Старинный ритуальный кинжал, подаренный тетушкой на совершеннолетие, сам прыгает в руку, и я кожей ощущаю его нетерпение. Любит артефакт кровушки испить, но и платит за нее щедро — боли в порезанной ладони совершенно не чувствую. Алые капли орошают луч контроля, направленный на север. Читая заклинание и капая кровью в нужных местах, размеренно шагаю, обходя круг по часовой стрелке. Каждый призыватель знает, лучший активатор — это кровь. Самый надежный и действенный.

Я не скуплюсь, и руны загораются бледными звездами одна за одной.

Последняя алая капля касается пола, и весь круг ярко вспыхивает, осветившая пространство холла холодным сиреневым светом. От разлившегося в воздухе напряжения по телу бежит электричество, полнимая дыбом все волоски.

Мой голос крепнет, обретает силу. Древние слова мертвого языка разносятся набатом, отдаваясь многократным эхом, которое порождает необычная акустика дома Андери. Почему-то на глаза наворачиваются слезы, и бегут мурашки, усиливая значимость происходящего.

Едва затихает разносящееся под сводами заклинание, как неведомо откуда взявшийся порыв ветра парусами надувает чехлы на мебели. Треплет взметнувшиеся вверх волосы. Хулиганом рвет и задирает короткую форменную юбку, а символ призыва — все не отзывается, оставаясь темным и безжизненным.

Время на исходе, нужно что-то сделать, чтобы достучаться до сущности, которую собираюсь призвать. И я сую руку в лежащую на полу у ног сумку, нащупываю там холщовый мешочек. Набрав горсть перемолотой разрыв-травы, повторяю завершающую строфу заклинания и швыряю порошок в круг. Это поможет преодолеть преграду между мирами.

Символ в центре нехотя, но поддается, оповещая мерцанием о том, что мой демон-защитник вот-вот появится. В наступившей гробовой тишине пламя свечей взвивается вверх, меняет цвет на густо-малиновый. Доносится запах озона и морской соли, а еще вроде как тины. Пространство внутри круга призыва стремительно затягивает дымкой с багряно-фиолетовыми отблесками.

Круг тянет из меня магию с такой скоростью, что становится не по себе. Но даже если бы я пожелала прекратить это, сомневаюсь, что у меня бы что-то вышло. Я сейчас полностью во власти ритуала, который сама и затеяла.

Глава 2. Невесты правителя Фриденвелта. Первая

Авелье́н. Дворец правителя Фриденве́лта

Аресса́ндро Дарро́ Вэлло́р, правитель Фриденвелта

— Вам понравилось в Наар-Дох, госпожа? Там невероятно красиво, не правда ли? — попытался поддержать беседу герцог Шанте́р, мой первый советник.

Пожилой маг с редкими, зачесанными назад волосами, он уже был при дворе еще когда правил мой дед, но годы словно не властны над боевым магом.

— И жутко холодно! Неподходящее место для пгинцессы, — сморщила носик Ваэ́лла Гра́ссия Ми́рта Айосанри́йская, моя будущая жена.

Красот пустоши Наар-Дох она действительно не оценила из-за холода, хотя артефакт обогрева работал как надо, а случись с ним что, то шубку из меха снежного хаарса, что я подарил, не продул бы даже самый ледяной ветер.

— О! Тогда вам больше придется по вкусу Пылающая долина. Если пролететь над вулканами после наступления темноты, получите незабываемые впечатления, — улыбнулся пожилой мужчина.

— Вы, навегное, шутите? Газве может невинная девушка выходить из двогца после заката? Это непгилично! И потом, увегена, там будет совегшенно нечем дышать. Если не сгогишь заживо, то отгавишься ядовитыми газами. А полеты — газвлечение и вовсе не по мне. Нет-нет-нет и нет!